Имя Князя Юрия Николаевича Голицына известно всем мичуринцам. Связано оно с его хоровой капеллой, состоящей из крепостных крестьян и выступающей во многих городах России. В Советское время на основе воспоминаний князя Ю.Н. Голицына «Прошедшее и настоящее» Юрий Нагибин написал повесть под названием «Сильнее всех иных велений» (Князь Юрка Голицын), а затем, по его сценарию был снят художественный фильм.
Объясняя причины написания своих воспоминаний, сам Князь Юрий Николаевич Голицын в предисловии пишет следующее: «Так или сяк, почему и как, - это вопрос другой, там видно будет, а факт тот, что Юрия Голицына, сохранившего поныне до седых волос товарищеское имя собственное «Юрка», мало кто не знает. И, конечно, при такой известности быть должно и на самом деле есть, врагов у меня несомненно более, чем друзей. Но, взявшись раз за описание моей жизни, я не только забываю все бывшие вражды, но с тем вместе подавляю в себе и всякое неприязненное к кому бы то ни было чувство. Однако, одно вышесказанное не могло бы еще заставить меня писать мои записки. Тут я руководствовался и другими побуждениями, из коих первое – настоятельные просьбы и желания тесного круга моих друзей и приятелей, которые, имев возможность проследить всю мою жизнь, находили её настолько интересною, что положительно почитали грехом с моей стороны не предать её гласности... Второе побуждение и, самое главное – это восемнадцатилетний период увлечений, самодурств, необузданности, память о котором не только противна мне, но так сказать, гнетет и давит меня до того, что ныне, в беседе с самим собою, при воспоминании о некоторых моих деяниях, у меня сжимается сердце».
Ну что ж, если сам Юрий Николаевич пишет о себе такое, то и мы, пользуясь старыми документами и публикациями, посмотрим, какую же память оставил о себе князь у некоторых его жизнеописателей.
Юрий Нагибин в своей повести описывает одну из «невинных шалостей» юного князя следующим образом: «Однажды после светского раута, …отец и сын (Голицыны), жившие в ту пору вместе, сошлись перекусить перед очередными визитами. Старый Голицын, одетый с особой тщательностью и изыском, раздушенный и напомаженный, собирался дать сыну последнее решительное сражение и, фигурально выражаясь, сбросить его за борт. И вдруг оказалось, что, подавленный неудачей, тот добровольно уступает поле боя. Лакей как раз принес «живой», невероятно пахучий лимбургский сыр, усладу гурманов. Но старик, хотя у него был легкий насморк, замахал руками, чтобы тот немедленно унес «эту гадость». Юрка остановил лакея. «Папа, я никуда не поеду, мне надо время, чтобы оправиться от вчерашнего фиаско. Останусь утешаться прекрасным сыром и шабли». – «Как хочешь, мой мальчик», - самодовольно сказал Николай Борисович и потянулся за крылышком цыпленка. Он не заметил, что Юрка сунул ему в карман кусочек благоуханного сыра. Перед отъездом, сказав, что он весь пропах «гессенской заразой» - чувствительный нос учуял что-то сквозь насморочную слизь, - старый князь спрыснулся крепчайшими духами и в отменном расположении духа отправился с визитами. Каково же было его недоумение, перешедшее вскоре в ужас, когда и в элегантных будуарах он чувствовал гнилостный запах, а дамы, беседуя с ним, держали у носа платок. Он требовал, чтобы швейцары осматривали его туалет, но все на нем было чисто и безукоризненно. В конце концов, совершенно убитый, он вынужден был прервать визиты и вернуться домой. Ему захотелось поделиться с сыном своей неудачей, но камердинер, помогавший ему раздеваться, сказал, что тот внезапно собрался и поехал с визитами. «Странно!.. - промолвил сбитый с толку князь. - Скажи-ка, любезный, а ты ничего не чувствуешь?» - и он пошевелил в воздухе пальцами. «Как не чувствовать, ваше сиятельство, когда вы изволите носить при себе столь ароматный продукт!» - и камердинер извлек из заднего кармана княжеских брюк смердящий кусочек. Князь расхохотался, ему понравилось, что сын прибегнул к столь низменной уловке, как бы признав тем самым превосходство отца, которого не мог осилить ни внешностью, ни умом, ни обаянием, а лишь куском червивого сыра».
В 1901 году «Козловская газета» поместила в двух своих номерах заметку о Князе Голицыне под названием «Артист-барин». Предлагаю её читателям: «Предлагаемые воспоминания из Козловской старины касаются князя Ю.Н. Голицына, владельца крепостной певческой капеллы, которая возбуждала удивление и восторг у знатоков и любителей пения. Высокого роста, на диво сложенный красавец, князь обладал эффектною внешностью, созданною покорять сердца, особенно женские. Поместье его, с. Салтыки (8 тысяч душ), находилось в Усманском уезде, в 80 верстах к югу от Козлова, но жил и чудачил князь преимущественно в Козлове, который был больше Усмани в несколько раз и представлял заманчивое поле для барских похождений и шалостей. Певчих в княжеской капелле насчитывалось до 150 человек. Набирались они исключительно из собственных крепостных, голоса которых испытывались не под скрипку или какой-нибудь инструмент, а на конюшне, под розги конюхов… Испытуемый, конечно, кричал во все легкие, во весь диапазон голосовых связок, по густоте и звонкости которого князь, сидевший на террасе за чашкой кофе или чая и судил о пригодности и талантах будущего певца. Бывали, разумеется, случаи и забраковок, за полною безголосностью сеченых. Хорошо ли жилось певчим у князя, который так старательно и с таким умением подбирал состав своей капеллы? Едва ли. Дома они ударялись в бега, их ловили, секли, водворяли… Вообще, в артисте не был убит крепостник-барин со всеми жестокостями крепостнических привычек и замашек.
В достижении своих целей князь не церемонился ни с кем и не останавливался ни перед чем. Раз, в какой-то большой праздник, князь, числившийся старостой церкви Салтыков, пошёл по прихожанам с тарелкою. Все считали нужным положить на тарелку хоть что-нибудь. Дошла очередь до одного купца, у которого денег с собой не оказалось. Не долго думая, он снял с жилетки серебряные часы-луковицу и положил их. Служба кончилась. Подходит к купцу дьячок и росит его пожаловать на два слова перед светлые очи князя. – Надо выкупить часы-то, говорит ему титулованный староста. – С большим удовольствием, князь, но как же велик выкуп-то? – Назначьте цену сами. – 25 рублей довольно будет? – Мало, лаконически отвечает князь. – В таком случае, 50. – Мало. – 75. – Мало. Купца кинуло в жар. – Князь, взмолился он: да они и снова-то половину этой цифры стоят. Мало, упрямо повторяет князь, как бы не слыша слов купца. – Наконец, 100 рублей! – крикнул несчастный прихожанин. – Мало… «Выкуп» продолжался с час: купец набавлял, князь твердил все – «мало и мало». Уйти без выкупа значило бы рассердить князя, а рассердить его было опасно, потому что в гневе он отдавал приказ: «на конюшню!»… С конюшни же опальных частенько уносили на рогожах замертво… Итак, выкупая свои часы, купец довел цифру до 1000 рублей. – Довольно! Милостиво вымолвил князь. – Но ведь у меня денег сейчас нет ни гроша, ваше сиятельство. – Через два дня представите, небрежно кинул ему князь, вполне уверенный, что его слово – закон. Деньги, конечно, были уплачены ровно через два дня, потому что от всесильного магната, в распоряжении которого состояла армия дворовых, доезжачих, борзятников, конюхов, - скрыться нельзя было никуда. В случае неповиновения, смельчака могли схватить не только где-нибудь на дороге или в его собственном хуторе, а даже на глазах у толпы народа, - связать, сострунить по волчьему обычаю и умчать в барские владения. Времена были патриархальные, глухие и бесправные.
Проживая в Козлове по неделе-две и больше, князь чудачил на славу. Останавливался он в Роговской гостинице (воспетой Сергеем Атавой – Терпигоревым). Любимым развлечением его было выйти со свитой на балкон, к которому тотчас же собиралась громадная масса народу и начать кидать мелкие деньги целыми пригоршнями. Поднималась невообразимая свалка. Жаждущие схватить несколько копеек толкали друг друга, ссорились, бранились самым развязным манером, заушались, задавали жестокие потасовки. А князь, сидя в верху, заливался искренним, веселым барским смехом. Вторя ему, таким же смехом, заливались и другие гости, удостоенные чести сидеть с титулованным забавником. Когда свалка бод балконом доходила до озверения, князь брал заранее приготовленное лукошко сырых яиц и высыпал их на головы жадных до подачки… Этим сюрпризом княжеского остроумия заканчивалась вся потеха и перепачканная, помятая, украшенная фонарями публика расходилась по домам, считая свои приобретения от щедрот богатого шутника.
Побед в области сердцеедства князь насчитывал, конечно, сотнями. Женщины летели на него, как бабочки на огонь. По собственной инициативе он удостаивал вниманием только выдающихся красавиц, каких «ни в сказке сказать, ни пером описать». Такою красавицею слыла дочь земского исправника Кл-ва, мелкопоместного помещика Козловского уезда, владевшего незначительною подгородною деревушкою, население которой славилось в округе большим шаромыжничеством. Долго князь старался похитить удивительную красу-девицу, но старания его были тщетны, потому что отец отдал приказ следить за дочкой в десять глаз и ни она, ни князь не могли сделать ничего. Помог ему случай. Исправника за какой-то промах по службе, связанный с чересчур рьяным рукоприкладством, уволили в отставку. Князь тотчас предложил отставному служаке поступить в управляющие имениями с огромным окладом жалованья. Тот согласился с радостью. В качестве управляющего, он должен был однажды куда-то поехать. Князь, заранее отдал все распоряжения. Эти распоряжения заключались в том, что от Воронежа до Одессы, по всему тракту через Харьков и т.п. были приготовлены тройки курьерских лошадей, готовых мчать с быстротою ветра. Но, чтобы скрыть следы и сбить с толку погоню, а князь знал, что погоня будет самая упорная, на тайном совете его решено было доехать до Воронежа без пересадок. Вероятно, во все эти приготовления посвящена была отчасти и та, ради которой они задумывались. И вот, когда управляющий, обманутый отдаленностью князя от его вотчины, ослабил надзор за своим сокровищем-дочкой, отправившейся что-то покупать, - она была посажена в крытую повозку, в которой поджидал князь – и они полетели…Повозку везла тройка дивных, чисто княжеских лошадей, способных без передышки скакать 50 верст, а правил этою тройкою атлет-кучер, которому было обещана вольная. Отец хватился красавицы скоро. Метнулся в одно место – нет её. Метнулся к князю – нет и его. В миг понял он, что свершилось то, чего он опасался давно, понял, но не растерялся. Угадав каким-то верхним собачьим чутьем, что похититель и похищенная ударились к Воронежу, он сел в кибитку и помчался догонять их. Дорогой экс-исправник успел собрать достаточно данных, что впереди его едет тройка известной масти, что везет она «барина и молодую барышню». С Воронежа путь беглецов определился уже яснее и не жалея денег, упрямый отец решил настигнуть их живыми или мертвыми. Это была гомерическая, может быть даже в летописях того беспутного времени, беспримерная погоня на протяжении с лишком 1000 верст. Как сказано, князь обдумал всю махинацию «умыкания» задолго, и шла она словно по маслу. На четвертый день он был в Одессе, откуда, с приготовленным заграничным паспортом и уплыл по Черному морю в чужеземные края. Через два дня после отхода корабля, в бессильной злобе смотрел на морские волны и раздосадованный родитель писаной красавицы, так хитро ускользнувшей из-под отчего крова. Исполняя все прихоти своей фантазии, князь порядочно расшатал и расстроил свое состояние, обременивши его долгами и займами. Перед «волей» он предложил крестьянам откупаться и желающих воспользоваться этим, говорят, нашлась чуть не половина всех крепостных, хотя толки об освобождении шли уже упорные и почти открытые. Откупались даже за месяц до знаменитого 19 февраля 1861 года: видно не сладко жилось Салтыковским мужикам. Многих князь отпустил сам, без земли, которая была продана отдельными участками и разошлась по рукам охочих людей разного чина и звания».
Не обошёл своим вниманием похождения Ю.Н. Голицына и Тамбовский краевед И. И. Дубасов. Вот что пишет он в своих «Очерках по истории Тамбовского края».
«…Многие местные крепостники диким своим самосудом напоминали простому народу тяжкие времена Монгольского ига. К числу таких лиц нельзя не отнести известного князя и певца Ю.Н. Голицына. Пылкий, избалованный барскою обстановкой и вовсе не умевший сдерживать своих аристократических порывов, этот князь приказывал иногда давать своим провинившимся крестьянам по 1000 ударов и потом к избитым местам прикладывать шпанские мушки. А когда не хотелось ему развлекаться сечением своих крестьян, он ставил их в маленькую башню на крыше барского дома и держал там, несмотря ни на какую погоду, по несколько суток без пищи. Желая иной раз поглумиться над своими дворовыми, князь собственноручно мазал их дегтем или смолою. Мазал он стариков, не щадил также женщин и детей. Нередко приходила ему фантазия наказывать крестьян при более или менее торжественной обстановке. Так, однажды, он созвал к себе всех своих крепостных девушек и в их присутствии приказал сечь одну из них, а сам в это время играл на биллиарде. Сечение продолжалось целый час и результатом его было то, что изувеченную крестьянку немедленно после экзекуции приобщили. Кое-когда князь Голицын впадал в игривый тон и в таком случае позволял себе относительно крестьян самые бесцеремонные выходки. Например, в таком роде. Крестьяне его, положим, только что возвратились с поля, с его барщины. Им, разумеется, отдохнуть бы следовало, а Голицын прикажет для потехи ударить в набат и вот все усталые труженики, по заведенному раз навсегда обычаю, принимаются без толку скакать по селу из конца в конец. Барин смотрит на все это и потешается, а в заключение потехи прикажет разобрать чью-нибудь крестьянскую избу. «По крайней мере, говаривал он при этом,- не даром скакали по селу, все-таки хоть немного похоже на пожар».
Нисколько не жалея своих крестьян, с которых он брал по 30 рублей оброку и в то же время отнимал у них землю, Голицын не щадил и женской стыдливости своих крепостных. Случалось, что он приказывал сгонять всех своих крестьянок в реку, при чем присутствовал и сам лично, а затем они в прародительском виде должны были бегать по селу.
Все это, что мы только что сказали о деятельности князя Голицына, практиковалось им так часто, что впоследствии на суде один свидетель показал следующее: «крестьяне Голицына самые несчастные и угнетенные существа, которые имеют имущества свои и самую жизнь ежедневно в опасности».
Между прочим, князь Голицын любил издеваться над своим приходским духовенством. Обедню он приказывал иногда начинать в первом часу и оканчивать не позже пятого. Это приказание тяжелое для сельского причта, издавалось главным образом с тою целью, чтобы сделать вред винному откупу, с которым Голицын был в ссоре. Однажды Голицын приехал откуда-то в свое имение и прямо подъехал к церкви, где в это время совершалось богослужение, вследствие чего священник не мог встретить князя. Тогда, рассерженный невниманием к своей особе, помещик живо вошел в алтарь, схватил священнодействующего иерея за бороду и привел его на паперть. «Вот где,- сказал он оторопевшему священнослужителю,- должен ты встретить меня». В другой раз Голицын вздумал пошутить над приходским дьячком.
Дело было на Пасху. «На святую пришли мы,- рассказывал потом на суде сам пострадавший дьячок,- к нашему князю и после молебна велено нам было пить. У нашего барина такой был порядок: хочешь, не хочешь, а пей. Мне сразу поднесли три стакана. Охмелел я. Тогда князь приказал отвести меня на круглые качели и качать. У меня и без того голова кружилась, а тут я стал совсем без памяти и уже не помню, как привезли меня домой».
Даже посторонние люди боялись встречаться с грозным князем и со страхом проезжали чрез его владения. Оно и понятно: если какой-нибудь священник или мелкий купец встречался с надменным владельцем и, по рассеянности, не снимал перед ним шапки, то неизбежно получал за это розги. Вследствие этого проезжие нечиновные путешественники обыкновенно стороной объезжали Голицынское имение. «И сами животные,- писал шефу жандармов некто Сычев, долгое время служивший у князя Голицына,- при встрече с Ю. Николаевичем инстинктивно прятались куда попало».
Княжеская необузданность выражалась также в следующем: проезжая чрез разные села и деревни, князь Голицын обыкновенно стрелял собак, которые осмеливались лаять на него. А однажды на почтовом тракте из Нижнедевицка в Тамбов он отрезал у почтовых лошадей хвосты и гривы. «Сам виноват,- приговаривал он при этом ямщику,- не проси с меня денег».
Надменный князь не церемонился даже с лицами привилегированных сословий. Раз он пригласил к себе на обед офицера Аронова. Во время обеда гость чем-то не угодил своенравному хозяину и за это был подвергнут немедленному изгнанию прямо на улицу. То же самое сделал Голицын с одним дворянином Беккером, который вздумал по знакомству заметить ему о неприличии его поведения: напрасно де ты, князь, со своей крепостной девкой, разодетой в бархатный кафтан, пируешь на базарах на виду у всего народа...
Но странное дело, князь Голицын щадил и уважал тех людей, которые давали ему отпор. Однажды он встретил в поле священника Орлова и ударил его кнутом. Тогда удивленный и разобиженный о. Орлов несколько раз ударил своим пастырским жезлом самого князя и с этих пор вошел в княжескую милость.
Все эти отчасти только указанные нами подвиги Голицын проделывал в 40-х и 50-х годах. Главною ареною его деятельности был Усманский уезд».
Наиболее мягкий отзыв получил Князь Юрий Николаевич в воспоминаниях Б.Н. Чичерина: «Были, наконец, и помещики, которые, не принадлежа к коренному тамбовскому обществу, селились в Тамбове, находя пребывание в нем приятным… Проживал в Тамбове и известный князь Юрий Николаевич Голицын, бывший потом губернским предводителем, сумасброд и повеса первой руки, с очень милою и кроткою женою, которая была с ним совершенно несчастлива. Наконец он ее бросил и похитил девушку, с которою бежал за границу».
Кто же ты, князь Юрий Голицын, - знатный вельможа известного древнего рода, помещик, владелец большого количества земли и крепостных крестьян, или дирижер и музыкант, создавший крепостной хор, с которым объездил пол-России, и на который истратил почти все свое наследство, или чиновник - предводитель дворянства, сначала уездного, а затем и губернского, или революционер, переписывающийся с Огаревым и Герценом, отправленный за это в ссылку в Козлов, или влюбленный безумец, бежавший за границу с любовницей без высочайшего на то разрешения, а затем прощенный царем, вернувшийся в Россию???
Конечно, любой человек имеет не только достоинства, но и недостатки. Чего в каждом из нас больше? Помня об этом, постараемся увеличивать первые и уменьшать последние.
Автор: Сазонов О.В. - Мичуринский краевед
